Неточные совпадения
Несмотря на нечистоту избы, загаженной сапогами охотников и грязными, облизывавшимися
собаками, на болотный и пороховой запах, которым она наполнилась, и на отсутствие ножей и вилок, охотники напились чаю и поужинали
с таким вкусом, как едят только на охоте. Умытые и чистые, они
пошли в подметенный сенной сарай, где кучера приготовили господам постели.
Он слышал, как его лошади жевали сено, потом как хозяин со старшим малым собирался и уехал в ночное; потом слышал, как солдат укладывался спать
с другой стороны сарая
с племянником, маленьким сыном хозяина; слышал, как мальчик тоненьким голоском сообщил дяде свое впечатление о
собаках, которые казались мальчику страшными и огромными; потом как мальчик расспрашивал, кого будут ловить эти
собаки, и как солдат хриплым и сонным голосом говорил ему, что завтра охотники
пойдут в болото и будут палить из ружей, и как потом, чтоб отделаться от вопросов мальчика, он сказал: «Спи, Васька, спи, а то смотри», и скоро сам захрапел, и всё затихло; только слышно было ржание лошадей и каркание бекаса.
— Ну, теперь расходимся, — сказал Степан Аркадьич и, прихрамывая на левую ногу и держа ружье наготове и посвистывая
собаке,
пошел в одну сторону. Левин
с Весловским
пошли в другую.
Прежде чем увидать Степана Аркадьича, он увидал его
собаку. Из-под вывороченного корня ольхи выскочил Крак, весь черный от вонючей болотной тины, и
с видом победителя обнюхался
с Лаской. За Краком показалась в тени ольх и статная фигура Степана Аркадьича. Он
шел навстречу красный, распотевший,
с расстегнутым воротом, всё так же прихрамывая.
Ее сомнения смущают:
«
Пойду ль вперед,
пойду ль назад?..
Его здесь нет. Меня не знают…
Взгляну на дом, на этот сад».
И вот
с холма Татьяна сходит,
Едва дыша; кругом обводит
Недоуменья полный взор…
И входит на пустынный двор.
К ней, лая, кинулись
собаки.
На крик испуганный ея
Ребят дворовая семья
Сбежалась шумно. Не без драки
Мальчишки разогнали псов,
Взяв барышню под свой покров.
Сказав
с Карлом Иванычем еще несколько слов о понижении барометра и приказав Якову не кормить
собак,
с тем чтобы на прощанье выехать после обеда послушать молодых гончих, папа, против моего ожидания,
послал нас учиться, утешив, однако, обещанием взять на охоту.
Собака, узнав Ассоль, повизгивая и жеманно виляя туловищем,
пошла рядом, молча соглашаясь
с девушкой в чем-то понятном, как «я» и «ты».
— А вы небось выдержите? Нет, я бы не выдержал! За сто рублей награждения
идти на этакий ужас!
Идти с фальшивым билетом — куда же? — в банкирскую контору, где на этом
собаку съели, — нет, я бы сконфузился. А вы не сконфузитесь?
По утрам, через час после того, как уходила жена, из флигеля
шел к воротам Спивак,
шел нерешительно, точно ребенок, только что постигший искусство ходить по земле. Респиратор, выдвигая его подбородок, придавал его курчавой голове форму головы пуделя, а темненький, мохнатый костюм еще более подчеркивал сходство музыканта
с ученой
собакой из цирка. Встречаясь
с Климом, он опускал респиратор к шее и говорил всегда что-нибудь о музыке.
Среда, в которой он вращался, адвокаты
с большим самолюбием и нищенской практикой, педагоги средней школы, замученные и раздраженные своей практикой, сытые, но угнетаемые скукой жизни эстеты типа Шемякина, женщины, которые читали историю Французской революции, записки m-me Роллан и восхитительно путали политику
с кокетством, молодые литераторы, еще не облаянные и не укушенные критикой,
собакой славы, но уже
с признаками бешенства в их отношении к вопросу о социальной ответственности искусства, представители так называемой «богемы», какие-то молчаливые депутаты Думы, причисленные к той или иной партии, но, видимо, не уверенные, что программы способны удовлетворить все разнообразие их желаний.
Марина и Лидия
шли впереди, их сопровождал Безбедов, и это напомнило Самгину репродукцию
с английской картины: из ворот средневекового, нормандского замка величественно выходит его владелица
с тонконогой, борзой
собакой и толстым шутом.
Захар, услышав этот зов, не прыгнул по обыкновению
с лежанки, стуча ногами, не заворчал; он медленно сполз
с печки и
пошел, задевая за все и руками и боками, тихо, нехотя, как
собака, которая по голосу господина чувствует, что проказа ее открыта и что зовут ее на расправу.
— Когда-нибудь… мы проведем лето в деревне, cousin, — сказала она живее обыкновенного, — приезжайте туда, и… и мы не велим пускать ребятишек ползать
с собаками — это прежде всего. Потом попросим Ивана Петровича не
посылать… этих баб работать… Наконец, я не буду брать своих карманных денег…
Когда после долгого пути вдруг перед глазами появляются жилые постройки, люди, лошади и
собаки начинают
идти бодрее. Спустившись
с террасы, мы прибавили шагу.
Собаки, услышав, что кто-то
идет,
с лаем бросились к нам навстречу, но, узнав своих, начали ласкаться.
Ночью я плохо спал. Почему-то все время меня беспокоила одна и та же мысль: правильно ли мы
идем? А вдруг мы
пошли не по тому ключику и заблудились! Я долго ворочался
с боку на бок, наконец поднялся и подошел к огню. У костра сидя спал Дерсу. Около него лежали две
собаки. Одна из них что-то видела во сне и тихонько лаяла. Дерсу тоже о чем-то бредил. Услышав мои шаги, он спросонья громко спросил: «Какой люди ходи?» — и тотчас снова погрузился в сон.
Мы
пошли было
с Ермолаем вдоль пруда, но, во-первых, у самого берега утка, птица осторожная, не держится; во-вторых, если даже какой-нибудь отсталый и неопытный чирок и подвергался нашим выстрелам и лишался жизни, то достать его из сплошного майера наши
собаки не были в состоянии: несмотря на самое благородное самоотвержение, они не могли ни плавать, ни ступать по дну, а только даром резали свои драгоценные носы об острые края тростников.
Водились за ним, правда, некоторые слабости: он, например, сватался за всех богатых невест в губернии и, получив отказ от руки и от дому,
с сокрушенным сердцем доверял свое горе всем друзьям и знакомым, а родителям невест продолжал
посылать в подарок кислые персики и другие сырые произведения своего сада; любил повторять один и тот же анекдот, который, несмотря на уважение г-на Полутыкина к его достоинствам, решительно никогда никого не смешил; хвалил сочинение Акима Нахимова и повесть Пинну;заикался; называл свою
собаку Астрономом; вместо однакоговорил одначеи завел у себя в доме французскую кухню, тайна которой, по понятиям его повара, состояла в полном изменении естественного вкуса каждого кушанья: мясо у этого искусника отзывалось рыбой, рыба — грибами, макароны — порохом; зато ни одна морковка не попадала в суп, не приняв вида ромба или трапеции.
Снимание шкуры
с убитого животного отняло у нас более часа. Когда мы тронулись в обратный путь, были уже глубокие сумерки. Мы
шли долго и наконец увидели огни бивака. Скоро между деревьями можно было различить силуэты людей. Они двигались и часто заслоняли собой огонь. На биваке
собаки встретили нас дружным лаем. Стрелки окружили пантеру, рассматривали ее и вслух высказывали свои суждения. Разговоры затянулись до самой ночи.
Через 2 часа темное небо начало синеть. Можно было уже рассмотреть противоположный берег и бурелом на реке, нанесенный водою. Мы
пошли на то место, где видели зверя. На песке около воды были ясно видны отпечатки большой кошачьей лапы. Очевидно, тигр долго бродил около бивака
с намерением чем-нибудь поживиться, но
собаки почуяли его и забились в палатку.
Стрелки
шли впереди, а я немного отстал от них. За поворотом они увидали на протоке пятнистых оленей — телка и самку. Загурский стрелял и убил матку. Телок не убежал; остановился и недоумевающе смотрел, что люди делают
с его матерью и почему она не встает
с земли. Я велел его прогнать. Трижды Туртыгин прогонял телка, и трижды он возвращался назад. Пришлось пугнуть его
собаками.
Итак, она
шла, задумавшись, по дороге, осененной
с обеих сторон высокими деревьями, как вдруг прекрасная легавая
собака залаяла на нее.
Архип взял свечку из рук барина, отыскал за печкою фонарь, засветил его, и оба тихо сошли
с крыльца и
пошли около двора. Сторож начал бить в чугунную доску,
собаки залаяли. «Кто сторожа?» — спросил Дубровский. «Мы, батюшка, — отвечал тонкий голос, — Василиса да Лукерья». — «Подите по дворам, — сказал им Дубровский, — вас не нужно». — «Шабаш», — примолвил Архип. «Спасибо, кормилец», — отвечали бабы и тотчас отправились домой.
Зверь, бешеная
собака, когда кусается, делает серьезный вид, поджимает хвост, а этот юродивый вельможа, аристократ, да притом
с славой доброго человека… не постыдился этой подлой шутки.
— Ну, кому, скажи, пожалуйста, вред от благодарности, — говорил мне один добродетельный подсудок, «не бравший взяток», — подумай: ведь дело кончено, человек чувствует, что всем тебе обязан, и
идет с благодарной душой… А ты его чуть не
собаками… За что?
— Ничего, авось за
собакой камень не пропадет! Я теперь на отчаянность
пошел…
С голого, что со святого, — взять нечего.
Ночами, бессонно глядя сквозь синие окна, как медленно плывут по небу звезды, я выдумывал какие-то печальные истории, — главное место в них занимал отец, он всегда
шел куда-то, один,
с палкой в руке, и — мохнатая
собака сзади его…
Часто, отправляясь на Сенную площадь за водой, бабушка брала меня
с собою, и однажды мы увидели, как пятеро мещан бьют мужика, — свалили его на землю и рвут, точно
собаки собаку. Бабушка сбросила ведра
с коромысла и, размахивая им,
пошла на мещан, крикнув мне...
— Видела я во сне отца твоего,
идет будто полем
с палочкой ореховой в руке, посвистывает, а следом за ним пестрая
собака бежит, трясет языком. Что-то частенько Максим Савватеич сниться мне стал, — видно, беспокойна душенька его неприютная…
Быть бы Якову
собакою —
Выл бы Яков
с утра до ночи:
Ой, скушно мне!
Ой, грустно мне!
По улице монахиня
идет;
На заборе ворона сидит.
Ой, скушно мне!
За печкою сверчок торохтит,
Тараканы беспокоятся.
Ой, скушно мне!
Нищий вывесил портянки сушить,
А другой нищий портянки украл!
Ой, скушно мне!
Да, ох, грустно мне!
Прохор зовет
собаку и
идет с ней от дровяного склада… Толпа хохочет над Хрюкиным.
С собакой ему иногда удается эта хитрость, но охотник видел, откуда прилетел он; убивает посланника и прямо
идет к его жилищу.
Эта охота продолжается до половины лета
с тою разницею, что
с весны рябчики самцы не только откликаются на искусственный голос самки, но и летят на него
с большою горячностью, так что садятся по деревьям весьма близко от охотника, и бить их в это время очень легко; со второй половины мая до половины июля они откликаются охотно, но
идут тупо; потом перестают совсем приближаться на голос самки, а только откликаются, и потому охотник должен отыскивать их уже
с собакой.
Мне случилось однажды, сидя в камыше на лодке
с удочкой, услышать свист, похожий на отрывистый свист или крик погоныша, только не чистый, а сиповатый; вскоре за тем выплыла из осоки болотная курица, и я подумал, что этот сиповатый крик принадлежит ей; потом, чрез несколько лет, я услышал точно такой же сиповатый свист в камыше отдельного озерка; я
послал туда
собаку, наверное ожидая болотной курицы, но
собака выгнала мне погоныша, которого я и убил.
Только в стрельбе
с подъезда к птице крупной и сторожкой, сидящей на земле, а не на деревьях,
собака мешает, потому что птица боится ее; но если
собака вежлива, [То есть не гоняется за птицей и совершенно послушна] то она во время самого подъезда будет
идти под дрожками или под телегой, так что ее и не увидишь; сначала станет она это делать по приказанию охотника, а потом по собственной догадке.
На обширных болотах, не слишком топких или по крайней мере не везде топких, не зыблющихся под ногами, но довольно твердых и способных для ходьбы, покрытых небольшими и частыми кочками, поросших маленькими кустиками, не мешающими стрельбе, производить охоту целым обществом; охотники
идут каждый
с своею
собакой, непременно хорошо дрессированною, в известном друг от друга расстоянии, ровняясь в одну линию.
Если нужда заставляет охотиться
с собакой, которая гоняется, то как скоро она найдет высыпку, надобно сейчас привязать
собаку, потому что гораздо больше убьешь без нее, особенно если несколько человек
с ружьями или без ружей будут
идти около охотника не в дальнем расстоянии друг от друга, равняясь в одну линию.
Последняя местность всего удобнее для двух охотников: они
пойдут по обеим сторонам овражка,
собака отправится в кусты, а вальдшнепы будут вылетать направо и налево; по лесным же опушкам лучше ходить одному, разумеется
с собакой.
Следовательно, приучив сначала молодую
собаку к себе, к подаванью поноски, к твердой стойке даже над кормом, одним словом, к совершенному послушанию и исполнению своих приказаний, отдаваемых на каком угодно языке, для чего в России прежде ломали немецкий, а теперь коверкают французский язык, — охотник может
идти с своею ученицей в поле или болото, и она, не дрессированная на парфорсе, будет находить дичь, стоять над ней, не гоняться за живою и бережно подавать убитую или раненую; все это будет делать она сначала неловко, непроворно, неискусно, но в течение года совершенно привыкнет.
Журавли медленно подвигались прямо на меня, а мои дрожки продолжали ездить взад и вперед до тех пор, пока вся журавлиная стая не подошла ко мне очень близко. Наконец, я выстрелил: три журавля остались на месте, а четвертый, тяжело раненный,
пошел на отлет книзу и упал, версты за полторы, в глухой и болотистой уреме, при соединении реки Боклы
с Насягаем. Я искал его вплоть до вечера и, наконец, нашел
с помощью
собаки, но уже мертвого.
Обширные ягодные сады около Москвы, состоящие из малинника, крыжовника, смородинных и барбарисовых кустов, представляют самое богатое и выгодное место для стрельбы вальдшнепов во время весенних и осенних высыпок, которые, как я слыхал, бывают иногда баснословно многочисленны, В этом случае всего лучше нескольким охотникам
идти рядом, растянувшись в какую угодно линию: даже без
собак (если
идти потеснее) охота будет добычливая, но
с вежливыми
собаками она будет еще успешнее и веселее.
Безбородые дворовые ребята, зубоскалы и балагуры, заменили прежних степенных стариков; там, где некогда важно расхаживала зажиревшая Роска, две легавые
собаки бешено возились и прыгали по диванам; на конюшне завелись поджарые иноходцы, лихие коренники, рьяные пристяжные
с плетеными гривами, донские верховые кони; часы завтрака, обеда, ужина перепутались и смешались;
пошли, по выражению соседей, «порядки небывалые».
Уж на третий день, совсем по другой дороге, ехал мужик из Кудрина; ехал он
с зверовой
собакой,
собака и причуяла что-то недалеко от дороги и начала лапами снег разгребать; мужик был охотник, остановил лошадь и подошел посмотреть, что тут такое есть; и видит, что
собака выкопала нору, что оттуда пар
идет; вот и принялся он разгребать, и видит, что внутри пустое место, ровно медвежья берлога, и видит, что в ней человек лежит, спит, и что кругом его все обтаяло; он знал про Арефья и догадался, что это он.
Находившиеся на улице бабы уняли, наконец,
собак, а Мелков, потребовав огромный кол, только
с этим орудием слез
с бревна и
пошел по деревне. Вихров тоже вылез из тарантаса и стал осматривать пистолеты свои, которые он взял
с собой, так как в земском суде ему прямо сказали, что поручение это не безопасно.
Солдат ничего уже ему не отвечал, а только
пошел. Ванька последовал за ним, поглядывая искоса на стоявшую вдали
собаку. Выйди за ворота и увидев на голове Вихрова фуражку
с красным околышком и болтающийся у него в петлице георгиевский крест, солдат мгновенно вытянулся и приложил даже руки по швам.
Азорка!» — и вдруг большая
собака, без шерсти, подбежала к мамаше, завизжала и бросилась к ней, а мамаша испугалась, стала бледная, закричала и бросилась на колени перед высоким стариком, который
шел с палкой и смотрел в землю.
— Вы вот что… — начал запыхавшийся дворник еще издали. — Продавайте, что ли, пса-то? Ну никакого сладу
с панычом. Ревет, как теля. «Подай да подай
собаку…» Барыня
послала, купи, говорит, чего бы ни стоило.
За
собакой шел двенадцатилетний мальчик Сергей, который держал под левым локтем ковер для акробатических упражнений, а в правой нес тесную и грязную клетку со щеглом, обученным вытаскивать из ящика разноцветные бумажки
с предсказаниями на будущую жизнь.
Скоро лес огласился громким хлопаньем выстрелов: дупеля оторопели, перепархивали
с места на место,
собаки делали стойки, и скоро у всех участников охоты ягдташи наполнились дичью. Родион Антоныч тоже стрелял, и его Зарез работал на
славу; в результате оказалось, что он убил больше всех, потому что стрелял влет без промаха.
Если вы
идете, например, по улице, вдруг — навстречу псина, четвертей шести, и прямо на вас, а
с вами даже палки нет, — положение самое некрасивое даже для мужчины; а между тем стоит только схватить себя за голову и сделать такой вид, что вы хотите ею, то есть своей головой, бросить в
собаку, — ни одна
собака не выдержит.